Наталья Бондарчук: «Многие считали меня блатной»

Она, конечно, дочь своего отца! Как актриса сказала веское слово, как режиссер и сейчас не сбавляет оборотов.

68-летняя Наталья Бондарчук буквально живет своей работой, погружается в нее, как в омут с головой. И ставит перед собой только максимальные задачи!

— Наталья Сергеевна, у вас были фильмы про Тютчева, Пушкина, Гоголя. О ком еще хотели бы снять?

— Моя большая мечта — делать фильмы о людях духовного плана. В моей ленте «Зверь» по роману Лескова был образ Сергия Радонежского, всего лишь небольшой эпизод. И я хочу вернуться к этому образу и сделать о Сергии Радонежском большой масштабный фильм. Но такие картины можно делать только рука об руку с государством. И я очень надеюсь на помощь, в том числе Союза кинематографистов в лице его председателя Никиты Михалкова.

— Интересно, а как и когда вы пришли к православию?

— Крестилась я в 19 лет. Но тогда у меня не было даже крестика, мне переплавили его из колечка. Это было советское время, когда подобный акт не то что не поощрялся, а был чреват самыми неприятными последствиями. Скажем, моя бабушка очень расстроилась, когда узнала об этом, она боялась, что меня будут преследовать за это. А церковь моя первая была в Переделкине — с голубыми куполами.

У меня сохранился папин этюд, где он нарисовал эту церковь. И я люблю там бывать на кладбище, где захоронены обожаемый мной Борис Пастернак, Корней Чуковский, моя любимая бабушка Анна Ивановна Герман…

Моя бабушка была невероятно образованным человеком и всячески развивала меня: читала серьезные книги, беседовала обо всем на свете. У меня было замечательное детство до восьми лет. А потом я на целых пять лет потеряла папу, не виделась с ним, это был для меня огромный стресс…

«МОГЛА СЫГРАТЬ НАТАШУ РОСТОВУ»

— Правда, что в ваших жилах течет турецкая кровь?

— И турецкая, и австрийская, и болгарская, и польская, и еврейская. В папиных корнях намешано много всяких кровей. Да и в маминых хватает. Видимо, поэтому я очень сильный человек генетически. Так сказать, в настырно-могучем плане.

Люблю, например, забираться в горы, чтобы мне в лицо дул ветер, чтобы сопротивляться ему, или стоять навстречу бегущей волне. Это у меня от славного казачьего племени, от кубанских казаков такая напористость, настырность, что ли, которые от папы, или от вятичей, которые от мамы.

— Наталья Сергеевна, а как же получилось, что папа в своих фильмах вас так и не снял?

— Он однажды хотел меня снять в фильме «Война и мир» в роли маленькой Наташи Ростовой, мне тогда было 13 лет. Но у Наташи голубые глаза, а у меня — карие, и я не подошла внешне. Тогда еще не было цветных линз, чтобы исправить эту разницу. Ну а потом как-то уж не случилось. Зато я папу использовала в своих фильмах: он озвучивал Салтыкова-Щедрина в «Пошехонской старине» и в других картинах.

— В вашем фильме о Гоголе приняли участие ваши дети — Иван и Мария…

— Да, мой сын Иван написал музыку к фильму, на мой взгляд, очень хорошую. Она обогатила картину в эмоциональном плане, углубила образы героев. Ну а Маша сыграла роль Анны Вильегорской. Это была ее первая большая работа в кино, и мне кажется, она достойно с ней справилась. Во всяком случае, я как режиссер довольна ее игрой.

Одна серьезная актриса сказала мне, что она увидела в моей Машеньке некое благородство, трепетность, достоинство, присущее девушке прошлого века. Вы знаете, найти девушку ее возраста, соответствующую XIX веку, сейчас очень нелегко. Но, кстати, Машенька не сразу решилась на эту роль.

Дело в том, что она как-то болезненно относится к тому, что у нее известные родители, считает, что это как-то может отразиться на отношении к ней. Даже когда поступала во ВГИК, говорила: «Мама, они же все знают, что я дочка Бурляева, и могут подумать, что я только поэтому поступила туда». Я ее успокаивала, отвечала, что всегда найдутся люди, которые будут что-то говорить по этому поводу, это неизбежно, ну и что? Ты же не можешь всем бесконечно доказывать что-то, да это и не нужно. Делай свое дело хорошо, и это будет лучшим аргументом твоей состоятельности как актрисы…

Я, конечно, прекрасно ее понимаю, потому что сама была в таком же положении. Когда я поступила во ВГИК, пришло огромное количество писем в институт, что меня взяли по блату. Хотя папа даже не знал, что меня принял Сергей Аполлинариевич Герасимов. Я поступала в институт, когда отец уже с нами не жил…

«МЫ С БУРЛЯЕВЫМ – ОДНА КОМАНДА!»

— Какие у вас отношения с братом по отцу Федором Бондарчуком?

— Да вот на днях виделись, обнялись, расцеловались, сфотографировались на память. У нас все нормально, как и должно быть между родными людьми.

— В своих фильмах вы часто снимаете бывшего супруга Николая Бурляева и его нынешнюю жену Ингу Шатову. Судя по всему, у вас хорошие с ними отношения?

— Да, мы поддерживаем хорошие отношения: и творческие, и чисто человеческие. Прошло много лет с тех пор, как мы расстались с Колей, все обиды давно прожиты, забыты, мы окрепли, духовно сблизились, объединились на новом витке отношений. Я очень уважаю его позиции, а он — мои.

Не могу не сказать доброе слово и об Инге Леонидовне Шатовой. Я очень хорошо отношусь к Инге, уважаю ее. У меня никаких к ней не может быть претензий. Мы расстались с Колей задолго до их встречи, так что нам с ней делить нечего. Инга — хорошая актриса, мать двоих детей. Она поняла Николая Петровича, приняла его…

Вот так иногда строится судьба. Видимо, в нашем случае надо было отойти в сторону, чтобы увидеть все, понять и сблизиться снова, но уже по-другому. Так что мы вместе работаем во многих проектах, помогаем, поддерживаем друг друга. Словом, мы — одна команда.

* С дочкой Машей, сыном Ваней, Николаем Бурляевым и его нынешней женой

 

— Какие фильмы других режиссеров «греют» вас, смотрите их с удовольствием?

— Есть хорошие духовные фильмы, их не так много, но они есть. Люблю все картины Глеба Панфилова, Никиты Михалкова — это вообще мой любимый режиссер. Если говорить честно, выпущенное знамя моего отца подхватил именно Никита Сергеевич. От его фильмов я получаю такие ощущения, какие получала только от фильмов папы. Здесь такое родство душ, какое редко бывает. И я очень рада, что мы сближаемся с ним в каком-то духовном мировоззрении.

— Вы не только режиссер, но и актриса. Почему давно уже не снимаетесь у других режиссеров? Не приглашают или не предлагают достойных ролей?

— Вы знаете, режиссеры не очень любят актрис-режиссеров. А я еще к тому же очень читающая актриса. Поэтому найти своего режиссера, который думает и мыслит с тобой одинаково, который мировоззренчески тебе близок, очень трудно.

У меня, например, есть фильм, где я снялась, но ни разу его не видела. Это был современный фильм об одной летчице испытательного реактивного самолета, которую я играла. Роль интересная, характерная. Есть живой прототип моей героини. И мне хотелось узнать о своей героине больше, чтобы лучше ее понять. Перед съемками я попросила режиссера съездить к этой летчице, которую я играла, познакомиться с ней, пообщаться. На что он сказал мне: «Ты думаешь, это она, что ли, сделала? Да за нее все это сделали…»

Я не понимаю, как можно снимать фильм, не веря в то, о чем ты рассказываешь. И я была очень разочарована в этом режиссере. Даже не пошла на премьеру картины, так и не увидела ее.

А вообще, у меня разное отношение к моим фильмам. Не все они одинакового уровня. Я сыграла более 50 ролей, но у меня есть с десяток картин, которые я не просто люблю, а которые составляют мой бесценный багаж. Это фильмы «Ты и я» Ларисы Шепитько, «Солярис» Андрея Тарковского, «Звезда пленительного счастья» Владимира Мотыля, «Красное и черное» и «Юность Петра» Сергея Герасимова, «Лермонтов» Николая Бурляева.

И фильмы, которые я сама снимала, «Пошехонская старина», «Детство Бемби», «Просите, и будет вам», «Одна любовь души моей», «Любовь и правда Федора Тютчева». Мне есть что вспомнить. И чем гордиться!

Источник: mirnov.ru